Что касается отношений между КПСС и американской компартией, то Пономарев посоветовал Международному отделу поднять в 1960 году субсидии американской компартии до 300 тысяч долларов и рассмотреть способы непосредственной передачи денег Джеку Чайлдсу в Нью-Йорке. Чтобы обсудить этот и другие тактические вопросы, в начале 1960 года Джеку Чайлдсу предложили приехать в Москву.

После возвращения Морриса 30 июля 1960 года ФБР направило в Государственный департамент отчет об этих высказываниях, и получило его обратно с резолюцией «Это наиболее важный документ, когда-либо представлявшийся ФБР в Государственный департамент».

Агентурный успех сопровождался личной драмой. Сонни умирала. Вскоре она впала в коматозное состояние, из которого уже не вышла… Чтобы отвлечь Морриса от горестных переживаний, Фрейман загрузил его работой. Одно из заданий состояло в том, чтобы дать детальную персональную оценку Гэса Холла (он же Арво Холберг), который, в связи с нетрудоспособностью Денниса, стал генеральным секретарем и главным боссом партии. «Он — человек, у которого в мире нет ни единого друга», — начал Моррис свой отчет…

В работе с Моррисом Фрейману помогали два агента, и когда одного из них перевели в другой штат, у Фреймана возникла идея привлечь к работе Уолтера Бойла, молодого агента с прекрасным послужным списком [60] , но попавшего в опалу из-за резкого конфликта с одним из инспекторов. Моррис уважал людей с высоким интеллектом, а Бойл был как раз из таких.

Операция требовала навыков в разрешении сложных задач, а Уолтер Бойл в работе с шифрами такое умение проявил. Операция требовала постоянного напряжения, а Бойл прекрасно справлялся с такими ситуациями.

Старшим специальным агентом в Чикаго в то время был Джеймс Гейл, человек старой закалки, много лет проработавший в Бюро и считавший, что подчиненным следует предоставлять право самим принимать решения. Он одобрил предложение Фреймана привлечь Бойла к операции «Соло». Но штаб-квартира пришла в ярость и запретила это делать.

— Отделением руковожу я, и использую людей, которых вы мне присылаете, так, как я считаю нужным. Бойла мне прислали вы, — возразил Гейл, и его точка зрения победила.

Когда они впервые встретились, Моррису было около шестидесяти, а Бойлу тридцать три. Поначалу он повел себя с Бойлом несколько формально, даже сухо, но его отношение постепенно изменилось. Бойл удивил его своим глубоким знанием операции и его самого. Бойл по собственной инициативе стал изучать русский язык, чтобы читать советские публикации и документы. И Моррису очень нравилась готовность Бойла в любое время откликнуться на его звонок и часами слушать его анализ новых событий в Советском Союзе. Моррис стал передавать Бойлу все, что сам знал о Советах и главное — пытался приучить его понимать их образ мыслей.

— Вы должны думать точно так же, как они. Мысли управляют действиями.

На Рождество 1961 года Моррис оказался на вечеринке в пригороде Чикаго, где хозяйка представила его пожилой вдове Еве Либ. Затем он позвонил в начале января, и она предложила ему навестить ее дома, в Ивенстауне. Моррис и Ева начали встречаться чаще, и наконец он решил, что ФБР лучше узнать об этом.

— Я не могу жить без жены, — сказал он Фрейману. — Мне нужно найти близкую мне душу, но не коммунистку.

Ничего предосудительного с точки зрения ФБР проверка не установила, и отношения пожилой пары были формально урегулированы. Вскоре после негромкой свадьбы, в номере отеля «Хилтон» в Беверли, Моррис сказал:

— Ева, я хочу познакомить тебя с моими близкими друзьями. Понимаю, ты будешь удивлена. Но я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя и доверяю, и уверен, что ты все поймешь правильно.

Он провел ее в соседний номер. Навстречу поднялись два симпатичных молодых человека: один — блондин с голубыми глазами, у другого была тщательно причесанная угольно-черная шевелюра, густые лохматые черные брови и такие же черные глаза, которые, как потом вспоминала Ева, «одновременно играли, флиртовали, уверяли и предупреждали».

— Ева, это Дик Хансен, а это Уолт Бойл. Они работают в ФБР. А теперь я должен тебе сказать, что тоже там работаю.

На следующий день ФБР внесло ее в сверхсекретные списки под номером CG-6653S*.

Методические принципы

ФБР не хотело, чтобы Моррис и команда, работающая с ним, попали в поле зрения ЦРУ. Узкий круг лиц в ФБР, занимавшийся «Соло», следовал основному правилу шпионажа: если у кого-то нет настоятельной потребности быть в курсе, не позволяй ему это узнать; а если нужно поделиться частью информации, рассказывай лишь эту часть.

Фрейман и специальный агент в Чикаго строго применяли это правило к своим коллегам и подчиненным по чикагскому отделению. Они изолировали Бойла в просторном кабинете на девятом этаже управления, рядом с комнатой, где велось прослушивание телефонных разговоров. Это была своего рода крепость с видом на внутренний двор, из которого можно было попасть на Стейт стрит. Стены помещения были покрыты звукопоглощающими панелями. Туда не мог зайти никто, кроме посвященных в «Соло»; на телефонные звонки отвечали только Бойл и его партнер. Книжные полки были заставлены коммунистическими брошюрами и литературой радикального содержания. Бойл редко заговаривал с коллегами. Он не обедал с ними, не выпивал и не водил компанию; он не имел права просить у них совета или помощи. Только один ветеран-стенографист, человек в высшей степени благонадежный, писал под его диктовку и печатал отчеты.

Очередная командировка Морриса в Москву совпала с трагическим событием в Америке — убийством президента Джона Ф. Кеннеди. Прямо в кабинете Б. Пономарева Моррис получил исчерпывающую информацию о непричастности советских спецслужб к произошедшему в Далласе, и вскоре передал все это ФБР. Не раскрывая источника информации, бюро лично информировало президента Джонсона, генерального прокурора Роберта Ф. Кеннеди, и еще нескольких высших руководителей. Комиссия Уоррена, расследовавшая обстоятельства убийства, получила секретное донесение, содержавшее то, что удалось узнать Моррису.

Тем не менее, Освальд несомненно сочувствовал коммунистам, выписывал коммунистическую прессу, был сторонником Кастро, жил в Советском Союзе и собирался вновь туда вернуться. Правительство не могло сообщить общественности информацию Морриса. Поэтому коммунисты США начали кампанию, направленную на то, чтобы убедить американский народ, что Кеннеди убили скорее ультраправые, чем левые. 25 ноября 1963 года Джек Чайлдс (NY-694S*) позвонил и потребовал экстренной встречи с Берлинсоном в Нью-Йорке. В тот же день в 2 часа 26 минут дня нью-йоркское отделение передало директору Дж. Эдгару Гуверу в Вашингтон кодированное сообщение с грифом «СРОЧНО», и разослало копии специальным агентам в Чикаго, Далласе и Новом Орлеане. Оно гласило: «В настоящий момент источник NY-694S* сообщает следующее: он связался с Арнольдом Джонсоном, юридическим консультантом компартии США, который сообщил источнику, что Гэс Холл поручил ему передать в Советский Союз важное сообщение через посредство CG-5824S* (Морриса), который в свою очередь передаст его в Центральный Комитет КПСС. В сообщении говорится, что Советский Союз должен немедленно обратиться к коммунистическим партиям всего мира и попросить их от нашего имени продолжать кампанию, огонь которой должен быть направлен против ультраправых элементов и провокаторов в Соединенных Штатах, являющихся истинными организаторами убийства президента Кеннеди, а также против тех комментаторов и прочих лиц, включая официальных общественных деятелей, особенно на юге, которые ложно обвиняют Компартию и рабочий класс США. Уже опубликованные заявления и статьи являются весьма эффективными и верными, так что эту работу необходимо продолжать».

Джонсон также заметил: Гэс Холл хотел бы, чтобы NY-694S* немедленно связался со своим русским связником в Соединенных Штатах и передал, что, по его мнению, русские все еще интересуются женой Ли Освальда, так как она русская и, возможно, вернется в Россию. Источнику поручается спросить: если русские захотят с ней побеседовать, могли бы они выяснить, не было ли у ее мужа каких-либо контактов с ультраправыми… Источнику поручается попытаться установить связь, начиная с 26 ноября…